Каменное эхо - Страница 65

Будь он проклят, мучитель Шихаров.

— Учитель, — сказал я по возможности спокойным тоном, — я не умею летать и ползать по стенам.

— С этого и надо было начинать, — отозвался Темный. — Зайди в лабораторию.

Я поневоле заинтересовался. Похоже, будет что-то новенькое. Поставил ведро с тряпкой на пол и отправился, куда предписано. В лаборатории Урсай протянул мне исписанный листок бумаги. Почерк учителя я узнал сразу и принялся вчитываться: «Две меры слизи иггхорна смешать с тремя мерами каменной или костяной пыли и наложить…», но Урсай меня остановил:

— Потом прочитаешь. Ингредиенты возьмешь в кладовой на втором этаже — зайдешь один раз, возьмешь то, что нужно, и ничего более. Все остальное написано. Иди.

Я кивнул и выскочил за дверь. Он еще и кладовую успел организовать? Вот шустрый старикан.

«Наложить связующую цепь по схеме один-три-три следующего вида…» Любопытная схемочка, однако. Вот этот узел я никогда и нигде раньше не встречал. «Смесь подогреть…» Интересно, а что это я делаю? И зачем? Я еще раз осмотрел листок, чуть не обнюхал его, но ответа так и не нашел. «Посыпать алмазной пылью, сдуть излишки… наложить цепь…» Говорят, алмазная пыль — очень опасная штука: стоит ей попасть в рот, в нос или в глаза — все, кирдык. Изрежет все внутренности. Я посмотрел на склянку с белым порошком. А еще говорят, что это глупые слухи, и ничего плохого алмазная пыль человеку не сделает, хоть ее ложками ешь… Хорошо бы знать, как оно по правде-то? «Выложить на подготовленный ранее противень, остудить…» Хорошо, что перед тем, как начать делать зелье, я внимательно прочитал листок пару раз: о том, как подготавливать противень, было написано в самом конце, а готовить его следовало в первую очередь, и времени это занимало немало. «Перевернуть и приложить ладони, после чего немедленно их поднять пальцами вверх и держать до высыхания». В последний момент я понял, что перевернуть следует не ладони, а содержимое противня. Перевернул, макнул ладони в серую липковатую массу, поднял, подержал.

Никаких ощущений.

Я поднес ладони к лицу, присмотрелся — опять же ничего особенного. Потер ладони друг о друга — появилось легкое ощущение липкости. Я пожал плечами и положил ладонь на стол — и она немедленно прилипла. Я хмыкнул и попробовал отлепить — безрезультатно, ладонь держалась намертво, как будто стала одним целым со столом. Я запаниковал и, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать в голос, принялся дергаться, как взбесившийся эпилептик. Без толку. Только когда тяжелый дубовый стол после особо сильного рывка стронулся с места и с него попадали на пол всякие склянки, я немного пришел в себя. Прекратил дергаться и глубоко вздохнул. И вдруг почувствовал, что рука свободна. Немедленно поднял ее, да так и замер, боясь к чему-либо прикоснуться. Похоже, я что-то не так намешал. Пойду покажусь учителю.

Держа правую руку на весу, я встал. Но тут мне под ногу попалась упавшая на пол склянка, и, чтобы не упасть, я схватился левой рукой за спинку стула. Стул немедленно прилип к ладони. Вот дерьмо. Но на этот раз я был поспокойнее. Глубокие вздохи отлепиться не помогли, видимо, этот эффект сам собой проходил за определенный промежуток времени. Сколько я дергал стол, прежде чем оно кончилось? Вроде долгонько. Я подтолкнул стул, и он вдруг сам свободно вышел у меня из-под руки. Догадка забрезжила у меня в голове. А ну-ка… Я смело положил ладонь на стол, подергал, убеждаясь, что эффект сохранился, потом просто толкнул ладонь от себя. И она тут же освободилась!

Я понял! Видимо, теперь я смогу лазать по стенам. Вот только надо повторить тот же фокус со ступнями. Да и коленки помазать не помешает. Радостно улыбаясь до ушей, я вышел из своей комнаты, схватил стоящее за дверью ведро и отправился на улицу: проверять свои новые способности на практике.

Лазать по стенам оказалось неплохим развлечением. Освоился я довольно быстро и уже через пару часов лихо ползал по вертикальным плоскостям, шугая маленьких разноцветных ящериц, которые до сегодняшнего дня были на этих стенах безраздельными хозяевами. Ящерки от удивления шипели, путались в собственных конечностях и частенько шлепались вниз, в траву. Однако существовали и некоторые опасности. То, что не стоит находиться на стене в положении вниз головой или даже горизонтально, я догадался сам. Про срок действия зелья я тоже выяснил досконально — микроскопические крючки, выросшие у меня на ладонях, потихоньку обламывались, и, чем больше я ползал по стенам, тем быстрее это происходило. Но в любом случае это не должно было произойти мгновенно — просто, как только руки станут цепляться за стены не так крепко, следовало быстро вернуться на землю.

Проверял я свое новое умение часа четыре, и все шло нормально. Но потом обнаружилась еще одна опасность: я висел на уровне четвертого этажа, как вдруг моя правая рука подалась вниз. Я замер, решив, что действие зелья начинает проходить и пора спускаться, но, пытаясь освободить руку, понял, что ошибся: слабым местом оказалось не зелье, а сама стена — один из камней прилип к моей ладони и вышел из кладки. Я хмыкнул и, пытаясь стряхнуть камень с ладони, полез выше. Это было ошибкой. Под левой ладонью оказался еще один непрочно сидящий камень, одна моя нога находилась в воздухе; отчаянно пытаясь освободить руки и зацепиться за стену, я перевернулся вниз головой, вторая нога тоже вышла из зацепления, и я полетел вниз. Каким-то чудом мне удалось стряхнуть камень и зацепиться за стену. Меня сильно дернуло за руку, перевернуло обратно, и я оказался висящим на одной руке как раз над окном второго этажа. Шипя от боли в потянутой правой руке, я извернулся, ухватился за что-то левой рукой и освободил правую. Вот только я не посмотрел, за что цепляюсь. Левая рука скользнула по непрочной оконной раме и оказалась на поверхности стекла. Разумеется, удержаться на нем таким способом было невозможно, и, громко вопя, скорее от злости, чем от страха, я полетел вниз. Пребольно приложился спиной о землю и лежал, разглядывая плывущие облака и придумывая новые, очень страшные и болезненные виды казней, пока надо мной не распахнулось окно. В нем нарисовалась скептическая физиономия моего любимого учителя. Я вскочил, слегка морщась от боли (чувствовать ее уже становилось привычным) и схватился за валяющееся рядом ведро.